Сентябрь оказался неизбежен. Я, сдавшись, сегодня впервые надела сапоги и пальто. Вчера ещё были кеды и свитер с накидкой поверх, но в итоге пришлось здорово концентрироваться, чтобы не позволить зубам позорнейше выстукивать чечётку.
К слову, вчера- день посещения старого друга, первая встреча после двух лет фактической тишины со Светланой. Я сама дала этому промежутку молчания так разрастись, но теперь, когда слово ''Шарик'' означает только одного из множества собак пса или что угодно сферической формы, а от имени есть только печальный далёкий звон, хранить тишину больше нет смысла.
И я еду. Вик- со мной, пусть это решение и сопроводило немного битой посуды.
Она живёт в двухэтажном доме очень старой постройки, в квартире, которая сгорела несколько лет назад. Место, совершенное для котов, съемки артхауса и медитаций. Место с плёнчатым потолком, огромным книжным стеллажом и картинами поверх закопчённого бетона, место без дверей и с явным недостатком стен.
Я почти моментально ощущаю гудящую лёгкость, и она не покидает меня до самого отъезда. Дом, будто и без того недостаточно самобытный и харАктерный, стоит в пулковском комплексе обсерватории, и прогулка в сыром воздухе дикого парка, где как грибы разбросаны страннейшие постройки и построечки самых диких форм, только усиливает ощущение сна в духе саенс фикшн.
У Светы мы едим дыню, пьём быстро остывающие в зябком воздухе кофе и чай, чешем её толстенького кота, страшно охочего до тактильностей. Она рассказывает о том, что квартиру эту спалил безумный сын её соседа, о голосах военного времени за стеной, о тай-бо и школьных передрягах. Не постаревшая ни на день за эти пару лет, высокая и стройная, лёгкая и ироничная.
От этого, а может, ещё от её пиджака, в который она кутается, пиджака-старого-знакомого, меня прихлопывает дежавю, и я сижу и таращусь в звенящий воздух этого места, слушая и разговаривая, пока за окном не расплывается окончательно тьма.
Есть дни, которые заполняют тебя тобой же, и это был один из них. Осознаю, что я сама- именно то самое, что мне и нужно, как бы странно это не звучало.
И это ценно. Очень ценно.

Отправлено из приложения Diary.ru для Android

---

только недавно начала обдумывать тот факт, какого чёрта я, познакомившись наконец с фем пабликами и блогами, никак не могу из них вылезти. я глотаю тоннами статьи, чужие фото и мысли и абсолютно не могу насытиться. похожее ощущаешь, когда после часов мучительной жажды наконец дорываешься до питьевой воды. стакан за стаканом, даже когда пить уже и не хочется вроде, и ещё- про запас, и ещё- ради вкуса.
всю жизнь мне отчаянно не хватало таких вот женских клубов.
я страстно любила девичники, которые с 13 до 20 лет собирала в честь своего д.р. потому что это было веселье утробно-дикое: жечь в лесу костры, петь и играть в игры, колоть дыры в ушах непомерно толстыми иглами, пить вино и хохотать, и слушать, и рассказывать. в них не было ничего жеманного и приторного, даже нечастая косметика- настоящий ведьминский раскрас. да, это были шабаши, вальпургиевы ночи, когда можно запросто как надеть на голову трусы так и в голос порыдать на плече подруги.
а самое главное- там не было мужчин. никаких +1, если ты не лесбиянка.
всегда, ещё до роста волос в нежных местах, я замечала, как убивает атмосферу этого женского общного волховства просто появившийся там мужчина. кто-то замыкается, кто-то начинает вести себя совершенно неестественно, кто-то просто старается поскорее уйти. и всё, конец бесстыдной дикости, ощущению покоя и надёжности.
и вот теперь- эти островки уюта в паутине. и снова- колдовская, нестеснённая красота собравшихся женщин, спокойная смелость обсуждаемых тем, огонь возмущения, смех в полный голос. и то самое ощущение тёплой поддержки, общности, с которым понимаешь- ты часть чего-то огромного и невыносимо, космически прекрасного.
понимаешь, что ''u can do this''. и хочется расправить плечи.
что бы я делала без вас, а.
спасибо.

Отправлено из приложения Diary.ru для Android

---

пожалуй, совершенно очарователен тот факт, что я с регулярной частотой осознаю то, что отношусь к жизни слишком уж запарно.
бесконечное ощущение гигантского внутреннего напряга порождает депрессивность, плохой сон и бурчания в животе. мне необходимо постоянно напоминать себе, что только очень не большая часть событий и явлений требует какой-то эмоциональной реакции, да и что там, реакции вообще. мало что стоит каких-то внутренних шевелений, а уж тем более движения бровей или раздувания ноздрей. нет, конечно, если хочется выпустить пар таким невиннейшим образом, то вперёд, крошка, да промурлычь себе ещё Имперский Марш. но само собой, на автомате- нет, нет, нет. сразу понимаешь, что ощущения от накурки ценятся неспроста- такой величайший глухой расслабон дорогого стоит.
иногда совершенно необходимо дать самой себе набивший оскомину, завязший в зубах совет: не парься. просто забей.
ведь чем засорять свой эфир эмоциональным мусором и всё усложнять, куда приятнее, например, гулять по летним дворикам в компании пса, лёгкого похмелья и восхитительно пустой головой, напевая песню славнейшей Марселин.
*папа, ты съел картошку фри. а я её купила для себя...*

Отправлено из приложения Diary.ru для Android

---

Тётка в маршрутке- губы ниточкой, огромное бесформенное тело, синие полосы бровей, давит локтем осу. Давит тщательно, размазывая насекомое по стеклу медленным круговым движением. Я, до последнего надеявшаяся, что полосатая кроха улетит, с отчаянием гляжу на мелькнувшее из-под жирного локтя крылышко. Она не успела даже ужалить напоследок- толстая кофта была надёжной защитой. Женщина с величайшим отвращением кривит губы и скидывает расплющенный трупик на пол.

Прости.

Я всё придумывала, как бы открыть окно или люк и как к ним её, хрупкую, маленькую, подогнать, стоя в самом центре переполненной маршрутки. Но не успела. Сглатываю, пытаясь избавиться от чувства кома в горле.

Но зато пару дней спустя- почти искупление. Подойти к незнакомому парню на остановке с репликой:"Простите, у вас на штанине паук, можно я его сниму?"- запросто. Ухмыльнуться недоуменному "э, да, спасибо" в ответ и броситься ловить рыжего толстенького путешественника на асфальте. Запрыгнуть затем в свою уже вот-вот отъезжающую маршрутку с победной улыбкой, поймав спиной целое облако непонимающих взглядов.

---

голова трещит очень нежно. разряды электричества трепетными усиками покалывают изнутри виски.
зрение традиционно не на автофокусе, а руки- как у Алисы, кажется, где-то далеко, вниз, вниз по лестнице.
раз за разом думаю, удаётся ли мне в полной мере выглядеть нормальной.
раньше для этого не приходилось прикладывать столько усилий.

смешно, но теперь я всё чаще спрашиваю себя: "а не в отношениях ли ты с луковицей, а, Нат?", - хотя раньше думала, что уж этот-то вопрос ко мне неприменим. никак. но, увы, мои слёзные протоки трудятся ежедневно, и источник не иссякает.

я безумно скучаю по записям тут. по этой бесконечной писанине, километрам саможаления, возом грамматических(и не только) ошибок, текстам опустощающим и несущим спокойный сон.
главная причина покупки новенького телефона- дайр. ага. мне мучительно не хватает себя самой, до ломоты в корнях зубов.

я стою на перепутье. впервые в жизни я точно знаю, что хочу делать, ощущаю достаточно энергии, чтобы шевелиться и чего-то добиваться, но сама себя загнала в такие условия, где это совершенно, абсолютно невозможно. этот диссонанс бичует меня огненными полосами днём и ночью, сжирая покой, счастье, самооценку и остатки самоконтроля.

мне так хочется "хорошо и тихо". или "хорошо и громко". просто- "хорошо и звучать". как угодно.
но я молчу, молчу, молчу, и молчание запечатывает мне глотку, перекрывает кислород, молчание льётся ледяными потоками на подушку.

я чувствую себя катастрофически несчастной. постоянно. как стена древнего уродливого ковра, как звуковая реклама, этот факт идёт нитью через все прочие ощущения.
я не на месте.
тщательно выращенные наработки принятия себя и мира кругом, самоуважения, чувства любви, как образа жизни, растаяли ночным туманом.
влажность низкая.
пить нечего. воздух мелкой острой пылью забивает ноздри.
мне мучительно стыдно перед собой за то, во что я себя превращаю.

сны безумные и безудержные, мутные, неясные, утекающие в слив будней. не отдушина.

отдушина.
душно.
дышать.
вдох.

воздух.

---

Жужа

Всё всегда оказывается у чёрта под хвостом.
Я не знаю, каким будет мой день уже через сутки. Скорее всего, я снова буду лежать в этой постели. Даже на этом же месте.
Может, умиротворённо сопящая. Может, в бессонном оцепенении. Может, улыбающаяся. Может, поскуливающая в мокрую подушку.
Не знаю.
И рассчитывать пока ни на что не хочу. И ни к чему морально готовиться.
Так что я сижу и ем грушу. И пью чай. Чёрный, одна ложка сахара. Всё.
Забавно, когда я в сильной тревоге, мне никак делать всё то приятное, что я делаю обычно. Смотреть кино, читать, плотно есть, заниматься творчеством. Спать. Одна мысль об этом начинает вызывать тошноту.
Есть надо, пусть у еды и вкус попролона. И спать. Отсутствие сна приводит к куче разных неприятностей, проверенно.
Уже через три часа, может, придёт сантехник. И мне надо будет вставать, натягивать джинсы, что-то ему рассказывать и что-то запоминать.
Быть взрослой иногда ужасно скучно.
Почему-то зверски, до обрыва дыхания, болят суставы коленей. Будто в каждую суставную сумку насыпали битого мелкого стекла, и проворачивают, проворачивают, проворачивают.
Уф. Детская болячка, которую несколько врачей так и не смогли опознать. Теперь она приходит ко мне редко, даз в несколько месяцев. И я знаю, почему она тут именно сегодня.
Я купила Вик набор из пяти макарун. Очень хороший, из кондитерской на Невском. Хотела, чтоб она попробовала, что раньше заставляло её Натаку прыгать на месте и блаженно жмуриться.
Срок годности этих лёгких пироженок истекает через два дня. Чем они круче, тем меньше хранятся.
Так что если к ночи число мохнтых лап, бегающих по квартире, не удвоится, моё семейство ждёт внезапный визит. Да.
Я очень устала от собственный эмоций. За эти дни их было столько, что теперь меня можно звать Чёрной Дырой не только за космических объёмов желудок. Ха-ха.

Груша доедена.
В голове всё так же пусто.
Доброй ночи. Да. И лёгких снов.

---

Я совсем не знаю, что делать.
В смятении. То слёзы, то полная апатия.
Всё говорит о том, что эти отношения нужно заканчивать. Они приносят такое колоссальное количество боли, самоненависти, усталости нам обоим, что только этот выход и видится.
Я выжата, иссушена, пуста. Я ни на что не способна. Ни взять себя в руки и разорвать всё, ни начать что-то активно налаживать.
Сегодня почти решилась. Проснулась в оцепенении самонаправленности, спокойная и тихая.
А потом- лицо на её подушку. И от запаха тут же разорвало, выкрутило, выломало. Стоит представить, что теряю её, и становится так больно, что дышать нет никакой возможности.
Слабачка. Слабачка. Слабачка.
Ныть, обвинять, быть мелочной, глухой и злой. Хватит. Нат.
Если ты зашёл в тупик, развернись и иди в обратном направлении.

---

Вик сказал не писать ему сегодня. я думала было нарушить просьбу, забить, ведь точно понял бы. но это ощущается каким-то подленьким. будто мой страх оставаться одной важнее его желания побыть без меня.
так что тут.
есть одна важная вещь, которую нужно знать- я совсем не справляюсь.
я не умница, не стойкий оловянный солдатик, я вовсе не держусь молодцом.
я плыву. утягивает и засасывает, страх перед реальностью сильнее и злости на происходящее, и желания тепла.
я совсем не помню вчерашний вечер. и день, чего уж.
обрывки, лоскутки, минут по пять каждый.
я ем ложкой из банки фасоль, она жёсткая и невкусная.
иду по улице, ветер в спину, волосы- воронье гнездо в крапе снега, заполняют всё моё поле зрения.
я режу паприку. вдоль, а потом поперёк. неожиданно сильный запах пробивается через кокон и щекочет нос.
читаю новости яндекса вслух.
всё.
я понимаю, что Вик расстроен моим состоянием, но сделать ничего не могу.
я отказываюсь признавать происходящее. я отказываюсь признать рану, а значит, не могу начать исцеляться. только спать.
мне хотелось бы вовсе не выходить из кровати. спать и спать, сутками напролёт, просыпаться лишь для того, чтобы учуять близкий, головокружительный запах. и снова уснуть.
есть не хочется уже много дней как. я, упрямая пчёлка, заставляю себя. минимум дважды в день, Нат. надо. ты опять начала терять вес.
Малыш умрёт со дня на день. пока я говорю об этом спокойно, потому что совершенно не способна в это поверить.
мой первый пёс. кудрявая кроха, мягкие уши, вечный щенок и вечный же ворчун, смешной тонкий хвост.

лежит под моей табуреткой, мне всего семь.

сопровождает в изматывающих ночных маршах, мне 13.

всю ночь спит, прижавшись боком к краю палатки с моей стороны, мне 18.

невидяще тыкается головой в моё колено, и, узнав, машет хвостом. мне 21.
мне пока не больно. я знаю, что потом это упадёт топором, и часть меня покатится прочь, корчась и кровоточа. но пока даже мысль об этом как-то абсурдна. я с ним гораздо больше, чем без него. куда он денется-то, а?
всё тупо и глухо. мир где-то настолько далеко, что рукой не достать, и надо кричать, чтобы услышали.
с людьми быть становится всё сложнее. прилагать колоссальные усилия, чтобы смотреть в глаза, а не в сторону, чтобы говорить не шёпотом, не замолкать на полуслове. я могу выглядеть нормально, знаю, как нужно двигаться, как растягивать мышцы лица и с какими интонациями говорить, но кто бы знал, чего мне это стоит.
чувствую себя предателем, сократив общение с друзьями до минимума. отчего-то невыносимо стыдно, до тошноты.
хотела бы взять отпуск и дать себе как следует отдохнуть. лежать без движения, бессмысленная кукла.
озноб доносится откуда-то издалека. уже не первый день без перчаток. не холодно. кажется.
от грохота воронки закладывает уши.
редкие, такие редкие моменты просветлений.
находясь вне дома постоянно боюсь двух вещей- либо кто-то пройдёт сквозь меня, попросту не заметив. либо поймут, что я не живая и не настоящая, что я не тут, а просто умело притворяюсь, и с криками "ведьма!" отправятся разводить костры.
абсурд. я знаю. знаю.

---

день.

8 утра. у Вик звонит будильник, он бурчит-ворчит и ползёт собираться. мы легли поздно, спали часа четыре. я позволяю себе на час больше поваляться в постели, пока он бродит, собирая вещи. потом встать, щёткой вычистить привкус тухлятины изо рта, и сесть обратно на кровать. у сапог Вик разошлась молния, и я берусь за иглу и нить. шью быстро и прочно, хотя шить, вообще-то совсем не люблю. но мне нравится заботиться о ней. не хочу, чтобы уезжала. еду провожать, мы оба заторможенные. отмачиваю штуки в метро и заставляю её рассмеяться, от этого смеюсь сама, и хихиканье не унять. она жутко бледная, уже который день. накануне я, сославшись, на её слабость, опять предложила перенести поездку. но: "ничего не изменится". мы дважды переносили дату, а ехать ей всё равно надо. необходимо.

я заранее записала номер водителя и данные машины, как обычно, для подстраховки. машина мне не нравится. глухо тонированный чёрный микроавтобус. внутри, когда открывается дверь, видны мужские лица. я хочу взять её за руку, отвести в сторону, отговорить. увезти домой, в пододеялье, чайно-макаронное царство в набившем оскомину жёлтом цвете. в последний момент себя одёргиваю. "у водителя куча положительных отзывов. всё хорошо. не ищи себе поводов потешить эго. ей надо ехать." прощаемся очень скомкано, стою на парковке, как потерянный пёс. тревожно и ужасно пусто. Вик. Виик. оборачиваюсь, и, решившись, машу рукой в глухую тонировку.

уже в метро смс. "Вик и семь частично бухих мужиков" а потом "они бухают, лол". сердце ухает. мозг запускает работу по вызволению моего Маленького Лорда из этого адища, опасности по моему недосмотру. они уже далеко за городом. на трассе. чёрт. бдыщ, бдыщ, бдыщ. строчу смс со скоростью пулемёта. да. не исчезай со связи. да пиши как можно чаще. да. тебя обязательно должны встретить. да. я- проклятая чёртова идиотка.

растревоженная, безмерно тяжёлая от вины, шагаю домой. Зу звонит и говорит, что Малыш так плох, что даже уже не встаёт на лапы. и почти постоянно спит. говорит, приезжай прощаться. мы росли вместе. мне было семь, ему- полгода. щенок в тугую чёрную кудряшку под моей табуреткой лижет мне щиколотку. холод. прогулки с псами, перекус, и очереди на почте. стараюсь смс каждые минут 20. телефон на громком режиме с вибрацией, щекочет бок сквозь карман. каждый её ответ мне даёт чуточку спокойствия. а потом, уже по пути к Карине в гости, понимаю, что ответов как-то давно не было. пишу ещё. и ещё. потом приходит "Всё нормально." не её какое-то совсем. эта заглавная буква. и вообще. я пишу ещё. задаю контрольные вопросы. не отвечает. и 20 минут спустя тоже. я звоню. раз за разом, до отключения гудков, 6 раз. отчаяние и кипучий котёл мыслей. телефон вот-вот сядет. надо к родителям. там зарядное и интернет. быстрее ментам, можно прямо живьём, отделение под боком, убедить что-то делать прямо сейчас. данные машины, может, где-то проскочит. родители. идиотка, не взяла их номера. писать её подруге, просить связаться с ними, позвонить мне, может, она то-то говорила им... снимает трубку. - Нат, всё в порядке! Всё хорошо! - Я тебя убью! Не смей меня так пугать! ... ох. у Карины людей и табачного дыма больше, чем хотелось бы. я рада её видеть, но, кажется, что-то теряется. спрашивают, стоит ли говорить человеку, что бросаешь его из-за измены, если уже полгода трёшься гениталиями с кем-то ещё. или просто ограничиться "мы не подходим друг-другу". чувствую себя какой-то дурой. я остаюсь на час больше потому, что меня просят. я теперь с ними редко, это правда. может, стоит взгрустнуть по этому поводу, но почему-то не хочется. тесное такси. болтовня водителя о плохих дорогах. вьюга в лицо и заснеженные спины псов. холод. у Вик был сложный вечер. куда жёстче моего, похоже. совершенно измотан. замкнут, отстранён, холоден. "нет сил на адекват" Вик это Вик. никуда не денешься. просто с ним не будет никогда, но и вопрос "стоит ли..." он никому из друзей не задаст. я знаю. я его очень люблю. и я очень устала.

---

перенесено из бумажного.

Хо-хо.
Давно я не писала сюда, верно?
Но теперь чувствую, что пора.
Мои письма к Рине скатились в пластиковое оптимистичненькое дерьмецо, и уже не приносят чувства успокоения.
Почему? Причины две:
- если писать о том, что действительно волнует, то это будет коктейль из чернухи и самокопаний, с вишенкой из пространных размышлений;
- нельзя писать о Вик столько, сколько мне хочется.
А тут проще же. Никого не загружу, не подавлю эгоизмом и одержимостью Маленьким Лордом. Так что, кажется, Нат возвращается на дайри.
Описывать события смысла нет. Слишком много всего.
Но вот прямо сейчас я еду домой, к Вик, и в моём сильно потёртом рюкзаке два пакета молочных коктейлей. Тех, что я не пью уже давно. Молоко со вкусом черники холодит бедро через слои ткани.
Надеюсь, этот вечер будет ко мне ласковее прошлого.

* * *

Вик наклоняется и обнимает меня. Я в ответ тоже обвиваю её руками, пряча лицо где-то в ключицах.
Ох, ну нельзя же, нельзя при таком характере иметь настолько обманчиво хрупкое телосложение!
Нежностью вышибает пробки.
Тонкие кости ложатся под мои ладони, а сердце стучит прямо в губы, как всегда, совершенно спятившее.

* * *

Я давно уже сама себе не мила, да и мало к своей персоне чувств вообще, кроме презрительного отторжения.
Лада вслух отмечает рост моих личностных качеств, не веря, кажется, когда я говорю:

- Это постоянное, ежеминутное самобичевание.
Улыбаюсь, хотя оно как-то совсем и не весело. Странно и дико слышать, что ты была хуже тогда, когда все части тебя жили и дышали в унисон, чем теперь, когда не способна не ощущать себя слабой, омерзительной, невыносимо тошнотворной.
Но, может, в этом тоже есть чёрные и белые полосы. Скорее бы уже тогда та, другая, а.

Надо поставить себе цель- хотя бы неделю без слёз. А то это уже ни в какие ворота. Кажется, пора всерьёз подумать о санкциях- вроде отказа от вкусностей или принудительной уборки. Смешно? Кажется, да.

Хоть бы на день-два ощутить себя беззаботно.

3 декабря 2015.

---

калейдоскоп

Мы в разных городах.
У нас всё редкостно ладно, и чувство единения тёплым зверьком уютно свернулось под моей яремной впадиной.
Вик близок, ощущаем. Не рядом, но со мной.
А потом ко мне прилетает новость.
Короткая и однозначная, через четыре часа после события.
Вик умер во сне.
Неправильность происходящего выбивает землю из-под стоп.
Нет.
Это никак не возможно.
Нет.
Незавершённость.
Невероятность.
Неверие.
Нет. Нет. Нет.
Воздух раскалился, хватаю ртом, не вдохнуть..
Мир взрывается.
Нет.
Нет! НЕТ!
***
Я открываю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. Слёзы текут, оглушает стук сердца.
Я поворачиваю голову вправо и вижу спину, накрытую одеялом, взерошенное облако тёмных волос на подушке.
Дыхание. Частое и неглубокое. Её.
Я совсем не хотела её будить. Хотела подползти ближе, услышать выдохи-вдохи, хотела ощутить тепло...только этои хотела, правда.
Но как-то плохо вышло.
"Нат, господи, что тебе приснилось?!"
Слёзы потоками, цепляюсь за её майку, как какой-то проклятый опоссум, вместо слов только тонкое жалкое "ууууу!", тело бьют конвульсии, одна за одной.
Вдыхать запах, тёплый, чуть металличёский, слушать частящее сердце, гладить, гладить по волосам, лицу, горячим рукам и ногам. Долго. Долго.
Ни на один сон в жизни я не реагировала так, а кошмаров хватало же. С самого детства.

Вечером "до" Вик исполняет мою мечту, потому что пообещал. А Вик это Вик.

Сутками "после" он обвиняет меня в том, что мне на него плевать. Говорит, что я использую его, и правда верит в это.
Злая обида и чувство кошмарной несправедливости разбивают мои ладони. Левую. Затем правую.

Лихорадка и часы ледяного отстранения, костёр из нервных клеток.
Сдаваться раз за разом почти, но не полностью.
Не прекращать.

---

Инвалид.
Когда это слово успело стать пощёчиной?
Раньше как-то не было особой разницы. "Инвалид", "человек с ограниченными возможностями", "человек с особыми потребностями".
Теперь допустимо стало только последнее. И никак иначе.

Моя девушка чуть отличается от большинства. Немного.
У неё нет ядовитых шипов и хвоста, перьев или рогов.
Она маленького роста. Её речь незнакомому человеку может быть сложно разобрать.
Она слегка хромает при ходьбе, и не может ходить слишком быстро. Её нежная кожа легко краснеет или бледнеет.
Её сердце- обезумевший паровой двигатель, выстукивает ритм вдвое чаще моего. Оно- бомба с часовым механизмом. Требуется нежное обращение.
Да как бы и всё.

Я сижу на кухне и рисую. Напротив- Алинка. Тёпло-уютная, как и всегда, пусть сейчас и жутко замотанная.
Сижу и слушаю о том, что её матери было бы очень сложно принять её союз с "неполноценным" человеком.
Впрочем, я не уверена, что слово было именно то. Только до меня дошёл смысл звучащего, в голове выросла стена чёрной воды.
Не знаю, растягивается ли рот в привычной защитной ухмылочке.
Вдыхаю-выдыхаю.
Проскочило.

Поразительно.
Люди живут с теми, кто регулярно их унижает. Живут с теми, кто издевается над ними морально, и, в особо жутких случаях- физически.
Любят тех, кто моется раз в неделю и столь же часто меняет трусы.
Тех, кто относится к телу партнёра, как к приятной и полезной в обиходе вещи.
Тех, кто лжёт и способен на предательство.
Алкашей, изменников, наркоманов.
Тех, кто не готов уделять партнёру даже минимум внимания и тепла.
И это почему-то никого извне особо не удивляет и не напрягает. И как-то даже оправдывается.

А вот что не напрягает меня.
Сменить летуче-бегучий шаг на медленно-прогулочный, когда мы идём вместе.
Вешать полотенца и оставлять общие вещи чуть ниже, чем я привыкла.
Иногда отменять всякие выходные мероприятия и оставаться с ней в постели, целый день смотря кино и пожирая вкусности.
Делать воду в душе немного прохладнее, чем сделала бы для себя, если мы с ней там вместе. Нам как-то хватает тепла в таких ситуациях.

Что бывает сложно?
Видеть, как ей больно, и не иметь возможности помочь.
Не помогать, если не попросили. Не пытаться опекать излишне.
Раз за разом убеждать, что, нет, не обуза. Что сделала мой мир действительно ярким и острым.
Что нужна мне целиком. Прямо сейчас. И завтра. И вчера.
Я ненавижу. Ненавижу то, что мне вообще приходится говорить это.
Чёрная вода заливает меня до макушки. Открой рот, распахни глаза- выльется ледяным зловонным потоком.
Некоторые факты её детства, от которых только рычать, крушить, а её- окольцевать руками и баюкать.
Рассматривания в транспорте.
Комментарии.
И это. Превращение людей, ни в чём не виноватых, в парий. Отведённые взгляды, "хорошо-что-не-в-нашей-семье", фальшивое участие.
Чёрная вода.

Вик восхитителен.
Социализирован объективно лучше меня, легче вступает в контакт с людьми.
Диалоги с ним можно укладывать в вазочки для десерта.
Я бы, наверное, не смогла. Ощетинилась в край, озлобилась, замкнулась.
А он- нет. Общительный, ироничный, умный, с отличным чувством юмора.

Мы едем вместе знакомиться с моей роднёй.
В их семье росла моя Зу, и там от подобных моральных недоносков, надеюсь, избавлены.
Но я стала неприлично осторожна с людьми.
Доверять наполовину? На треть? Могу, умею. Научилась.
Так что у меня с собой запас денег и готовность в любой момент поменять билеты обратно на дату пораньше.

Прости меня, мир.

---

К горлу что-то рвануло. Глотку воздуха наперехват.
И как начинаются такие реакции на людей, а?
Вик в Птз, всё очень непросто.
Я- растрёпанность, я- сомнения, я- неуверенность, я- усталость.
То, что раньше проскочило бы по моей броне, чуть скрипнув, теперь царапает и дерёт клочьями.
Раньше бы хмыкнула или улыбнулась, раскусив.
А теперь, стыдно сказать- реву. Неприлично часто.
Помню, был год, за который я плакала два раза.
Теперь- дважды в неделю.
Странно в этом быть. Не узнавании себя.

Хочу снег. Хрусткий наст под ногами, онемение кожи лица и ног под вечными джинсами. Небо- высокое и прозрачное.
Белизны. Чистоты. Сна.

---

Природа зовёт.

Началось всё невинно.
Атмосфера в комнате была подкисшая, между мной и Вик ощутимо сгущались тучи, сквозняком гнало клочья шерсти.
Надо было как-то спасать день. Как? А чёрт его.
- Чего ты хочешь, а?
- Посмотреть, кто это там чирикает.
- Окей.
Вик идёт на балкон, я же ныряю под одеяло, нежить озябшие ноги.
Дело в том, что Вик жутко хочет воробья.
Я, в общем-то, не против. Птиц я люблю, воробьи- создания социальные и легко приручающиеся.
Если взять раненого, спасём. Вообще-то, я бы забрала с улицы и слётка. Там ему жить максимум до двух-трёх лет, а у нас намного, намного дольше. И сытнее.
Но вот только есть одно "но".
Вселенная нам воробья давать не желает.
Мой сероглазый маньяк ежечасно шерстит рунет и тематические группы на предмет птичек, которым нужна помощь. Оставляет объявления, пишет сам, ищет-ищет-ищет. Заполучив в руки кусок моего скульптурного пластилина, моментально сваял воробьёныша.
Я прочесала парк после работы, вымокла до нитки, но нашла только слётка зяблика и сварливую белку. Увы. Пытаюсь подбодрить тем, что второй выводок птенцов ещё только будет. Может, повезёт.

Но любые воробьиные вопли в нашей жизни стали сигналом "готовьсь!"

Выходит с балкона.
- Я выйду прогуляться, минут на 10. Ты со мной?
Встаю, потягиваюсь, надеваю джинсы и толстовку.
За окном шелестит дождик. Надо торопиться, пока пернатый засранец не перестал чирикать, так что шустро запрыгиваю в первые попавшиеся балетки. Они тесноваты, долго ходить в них неудобно и весьма болезнно. Но выскочить во двор- вполне.
Мы обшариваем кусты, находим воробья на дереве. Кажется, он взрослый. Лезу проверить. Дерево приятно холодит ступни и ладони, щекочет обоняние сырой листвой и мхом.
Птица и правда взрослая, и сразу улетает.

Вик расстроен, но энтуазиазма не растерял. Принимаемся обходить окрестные дома, ища птенчиков у асфальтовой окантовки вдоль каждого дома.
Дом, другой, пятый. Квартал. Находим два трупика, совсем свежих. Разбились, вывалившись из гнезда, дурачьё.
"Если есть свеженькие трупики- будут и свеженькие птенчики!"
Улыбается, кажется, чуть приободрился.
Через полтора километра обшаренных домов ноги насквозь вымокли и уже ощутимо подстёрты. Обходим дом вместе, когда я что-то замечаю под ногами и ору:
- ТЫ НАСТУПИЛ НА ТРИТОНА!
Уф. Тритон оказался везунчиком, попав в углубление кроссовка. Жив, здоров, невредим. Беру в ладони, чтобы унести с асфальта в овраг и выпустить там у речушки. И как он сюда вообще добрался?
- Вик, думаю, это бесполезно. Давай выпустим тритона и пойдём домой. Я не хочу простудиться.
Угрюмо сжимает губы, но соглашается.
Тритон-гуляка отогрелся и бодро пытается выбраться из моих рук.
На всякий случай обходим дом с другой стороны. И там, в бетонных углублениях у подвальных окошек, замечаем лягушек.
Двое в одной ловушке, ещё двое- в другой.
Им не выбраться.
Ох.
До воды- полоска трассы и два тротуара. Решаем сначала выпустить тритона, потом найти что-то, куда запихнуть квакальщиц и перенести на безопасное место.

Спуск в овраг зарос травой, колючками и крапивой, раскис от дождя. Балетки зачёрпывают грязь и цепляются за плеть репейника, я чуть не падаю.
Вик тоже идёт заметно тяжелее. Ему мокрые ноги грозят куда худшими последствиями, чем мне. Смеюсь, снова оскальзываясь. Жаловаться как-то совсем нелепо.
Ползу по бетонному склону босиком, и высаживаю кроху у самой воды. Думаю, что смешно было бы сейчас ещё и свалиться в реку. Вик даёт мне руку, втаскивая наверх. Влезаю в пыточную обувь, поднимаемся. Искать коробку для лягушек.
Мне от чего-то весело и легко. Мы что-то делаем вместе, молча, и это неожиданно здорово.
Кажется, я вовсе не была в этой части района. Гаражи, внезапно- 24 часа магазинчик, вольер с голубями и ещё какими-то птицами.
Коробка отчаянно не находится. Темнеет.
Обходим ещё один дом.
Кошка.
Кошка сидит на подоконнике первого этажа, сильно сгорбившись.
Пушистая, черепахового окраса. Мяукает как-то хрипловато.
Под животом у неё...что-то. Что-то вида требухи, кишечника, вывороченности. Белёсоватое и с прожилками.
С этого чего-то капает кровь, пропитывая ей лапы.
Стучим в окно. Без ответа.
Кошка привстаёт и начинает есть корм, который на подоконнике рассыпан.
Становится видно, что это нечто- шарообразное, чуть больше брокколи, висит у неё под грудью. Крови совсем чуть.
Я протягиваю к ней руку, и она, неожиданно ловко спрыгнув, удирает под машину на стоянке возле дома.
Почти совсем темно. Идём за ней. Она забилась в центр, не достать.
Вик говорит, что мы её так не поймаем. Что только больше травмируем, и даже до дома нам её тащить не в чем.
Я соглашаюсь. Но говорю, что хочу хотя бы попытаться что-то сделать.
Он в сомнениях. Но со мной.

Обшариваем мусорки в поисках коробки или чего-то ещё. Находим обрезанную канистру, почти ведро. Для кошки- нет. А вот для лягушек- да.
Возвращаемся, и я спускаюсь в эти бетонные ямы-капканы, вытаскивая лягух по одной. Через десять минут все пятеро отчаянно прыгают, ударяясь о пластик. Мокрая трава. Дорога. Приовражье, где мы их выпускаем.
Совсем темно. мокро. Волдыри на ногах давно уже лопнули, и ткань балеток втирает в ранки песок при ходьбе. Как обстоят дела с ногами Вик, мне и думать боязно. Идёт медленнее, иногда судорожно стискивая мою руку, заметно хромая. Гордый, упрямый, мокрый насквозь.
Мы решаем вернуться домой. Взять для поимки кошки фонарик, пластиковый контейнер и большой кусок ткани, быстро переодеться, развести по комнатам псов, чтобы не шумели. Почти одиннадцать вечера.
Я иду босиком некоторое время, пока не становится совсем холодно. Снова обуваюсь и ковыляю дальше.
Лечь бы. Сериал, какао, потом- дыня...нда.

Дома всё готовим, я переодеваюсь и обклеиваю ноги пластырем. Резиновые сапоги с мягким вкладышем. Ура, ура, ура.
Дорога обратно как-то смазывается и ускальзывает из памяти.

Кошки нет на подоконнике. Под машиной тоже. Принимаемся обыскивать все машины на стоянке и находим её под последней.
Перегоняем от одной к другой. Она бегает весьма бодро, и ловиться категорически не желает.
Убегает на газон.
В кусты.
Я ломлюсь следом, лезу под большой куст сирени, вижу её, там притаившуюся. Отворачиваюсь за контейнером...и теряю её из виду.
Обшариваю все кусты. Траву. Вываливаюсь через кусты в канаву, смешно раскорячившись. Прямо под ноги пассажиров последнего автобуса, только вышедших на остановку. Маленький взъерошенный шахтёр, мокрый и с налобным фонариком.
Удивляемся все.

Кошки нет.
Нигде.
Совсем.
Мы ещё раз обходим кусты и стоянку.
Плетёмся домой.

- Пять лягушек. Не так уж и плохо, да?
- Да. И тритон.
- И тритон.

---

Вечер сумбурен и неясен. Меня лихорадит и невыносимо клонит в сон, как всегда при сильном нервном перегрузе. Уйти, спрятаться, убежать.
Я могла бы закрыть всё в себе, как тогда, с Шариком. Могла бы даже саму себя почти убедить, что всё в порядке, дабы не давить на партнёра своим состоянием.
Но я не стану. Потому что сейчас кажется, что это- тоже враньё. Забота, конечно. Но.
Ложь во спасение даётся мне всё труднее.
Вик отстранён, но как-то почти нежен. Говорит, что хотел бы остаться. Но не знает, хватит ли сил что-то менять дальше, нести ответственность за принятое решение. Я глажу его по лицу кончиками пальцев и совершаю подлость. Говорю, чтобы делал так, как будет лучше для него самого.
Кажется, еда, сериал.
Легли поспать на час, а в итоге я открыла глаза уже в три ночи.
Прогулка с псами.
Потом я лежу в постели, лицом к стене, мне жутко жарко.
Со мной что-то сильно не так в последнее время. На голове- тяжёлый металлический колпак, иногда он сжимается, и тогда всё тело сотрясает-скручивает толчок. Сильный или не очень. И острая боль по обоим вискам.
Я лежу, прислушиваюсь к собственным ощущениям, стараюсь унять эти мерзкие конвульсии. Получается так себе.
Вик.
- Давай попробуем ещё раз.
Сначала даже не понимаю. Переспрашиваю, кажется, дважды.
И бросаюсь обниматься, а потом что-то рвётся, и из моих глаз пытается вытечь, судя по состоянию подушки, целая Балтика.

Спустя чуть времени мы лежим, я перебираю пряди его волос и рассказываю сказку о Подземном Лорде. Только его сказку, которую больше никому рассказывать не стану.
О Чертогах-Под-Горой, о короне в патине и о том, почему люди думают, что змеи любят молоко.
Молчит и слушает. Внимательно.
Шесть утра, и мы засыпаем.

Затем я безобразно просыпаю, и, спешно впрыгивая в джинсы, замечаю, что контакт исчез.
В сразу делается голове тихо и пусто.
Я спрашиваю, в чём дело, хотя ответ уже знаю.
Конечно, он не говорит прямо, и тогда я делаю это сама.
- Ты жалеешь, да?
Тишина.
Не хочет касаний.
Закрывается с головой одеялом.
Я говорю так мягко, как вообще способна.
- Я хотела бы ошибиться. До вечера.
Жду ещё пару секунд. Обои у стыка с дверью лохматые и грязные от собачьих лап. Я крепко сжимаю бумажный лоскут, сминая его.
Тишина.
Корю себя за то, что выглядела слабой и раненой. Жалкой. Что решила не искать сил, что казалась нуждающейся в поддержке и защите.
Что надавила этим в итоге.

Ухожу в пустой день.
До. До чего-то.

---

Всё будет хорошо.

Этим утром я обнимаю его за плечи, хотя ещё ночью сказала себе, что не стану.
Но он дрожит во сне, дрожит от страшных снов, и я подхватываю его своим теплом, прижимаю к себе, бужу мягко и плавно.
Целую в волосы. Захлёстывает аромат кожи. Моё тело скручивает нервная судорога.
Открывает глаза и обнимает в ответ. Тонкий, хрупкий, сонный. Живой.
Люблю.
"Я больше не хочу тебя. Не думаю, что вообще ещё захочу."
"Чем больше я осознаю твой сексуальный ритм и аппетиты, тем меньше меня к тебе тянет."
"Да, так шлюхи говорят."
Его слова врезаются штопором мне куда-то в подреберье и вырываются через горло.
- Всё, хватит. Я бросаю тебя, Вик.
Я говорю это и чувствую почти сразу целый коктейль эмоций.
Страх.
Злость.
Горечь.
Облегчение.
Опустошённость.
Вик, ошеломлённый и отстранившийся, но не утерявший контакта.

Потом ещё много, много, много молчания. Много слов и попыток слов. Напрасных и нет.
Я понимаю, что, наверное, ошиблась.
Что пошла на поводу у боли и обстоятельств, что сдалась, что решила то, что не должна была решать.
Я понимаю это. Но не жалею. Почему-то.

Мы лежим, обнявшись.
- Если я попрошу тебя остаться, ты останешься?
- Я пока не могу тебе сказать. Точно не сегодня.

Потом мы смотрим кино, и кино это очень так себе.
Я прошу не трогать меня, и сама думаю, что не стану искать прикосновений. Потому что я не хочу делать вид, что всё в порядке. Всё не в порядке.
Совсем.

И я думаю, что не стану, думаю до самого утра, пока не понимаю, что ему снятся кошмары.
Я оглушена и обескровлена вчерашним, но для перекройки себя ещё рановато. Я пока не знаю, исчезнут ли в воскресенье с комода террариумы, а из ванной- его полотенца.
Я прижимаюсь к его ладони лицом, прощаюсь. И выбегаю в лето.
Запах скошенной травы и ветер.

Эй.
Впусти меня.
Пусти меня на свою волну.
Обратно.
Пожалуйста.
Я потерялась. Мне надо вернуться.

Пожалуйста.

@темы: В.

---

365.

- За нас!
Бокалы коротко зазвенели, ударившись. Мы одновременно разжевали по две таблетки пустырника и отхлебнули воды.
Вот уж не знаю, кто празднует годовщины вином и в ресторанах. Праздничная лапша и седативное? Для нас точнее и не придумаешь.
Каким был этот год? Странным. Сложным. Живым.
С пары сообщений до того, где мы теперь. За какие-то 52 недели. Даже смешно.
Мы вместе. Холодный подземный житель сейчас нежится в нашей общей постели, на подушке, которую я ему подарила.
Он со мной, а я с ним.
Утром коснуться руки, прощаясь. Увидеть, как безразличный поначалу после пробуждения взгляд стремительно теплеет, обращаясь ко мне.
Помурчать, прижать к лицу прохладные пальцы.
- До вечера.
Выбежать в солнце, жужжание пчёл, запах скошенной травы. В лето.
И уже желать вернуться.

Послезавтра машина утащит нас в карельские леса.
Не загадываю. Совсем. Вещам нужно позволять случаться.
Сегодня- очень солнечный день.
И этого достаточно.

@темы: тепло

---

О, я знаю, знаю, что это- уверенность в человеке.
Это когда ты готов с ним вместе домой взять 10 новорожденных сенбернарчиков. 10 писательнокакательных машинок, которых нужно кормить каждые 2 часа, греть на термоковрике, массировать животики. Когда ты робко предлагаешь, и, получив уверенное согласие, знаешь- не будет ни жалоб, ни сожалений, ни нытья потом. Вы сделаете это вместе, и не важно, насколько сильно вы будете ссориться или что ещё, но пока эти пищащие исчадия ада будут пожирать ваши нервишки, тебя не оставят с ними одну.
10 сенбернаров размером с морскую свинку. Или трёхметровая анаконда.
Не важно.
Но! Не строить планов больше, чем на неделю. Вы живёте вместе с марта, но ты не очень-то уверена, что завтра половина ящиков комода не опустошится. А содержимое её не уедет в дальние дали.
Что это? Это- самые сложные мои взаимоотношения с другим человеком за всю мою жизнь.
Это- все стадии от отрицания до принятия; ярость, опустошённость, страстное отдачи своего тепла.
Это- сворачивать самые надёжные защитные механизмы, и пе-ре-ста-вать защищаться совсем, впервые в жизни. И зализывать потом раны, потому что нападение прекратилось не сразу. Зато есть результат.
Это- возрождённая дикость. Умение смеяться, плакать, испытывать желание такой силы, что сводит мышцы бёдер.
Ты- направленный луч энергии. Энергии огромной силы, и плевать, что на всё другое не остаётся.
Этих свеч тоже стоит.
Это- вечная внутренняя мольба "Небо, ну почему ты никак не поймёшь, насколько охренителен. Позволь мне смотреть на тебя, позволь прикасаться к тебе, позволь убедить тебя. Я замираю от восхищения тобой с десяток раз на день, не меньше. "
Это- "Я не хочу убивать тебя. Не хочу вредить тебе. Научи меня любить тебя так, как необходимо именно тебе, я не понимаю, как нужно. Покажи мне, поговори со мной, дай хоть чем-то понять, что даёт тебе ощущение любви."
Всё очень непросто. И проще пока не становится.
Но.
Я ставлю будильник на полчаса раньше, чтобы утром полежать рядом, осознавая происходящее.
Вдохнуть запах, напитаться им, услышать сонное ворчание или вполне ясное "иди сюда", с раскрытыми объятьями.
Я получаю сотни и сотни удивительных минут, а как измерить ощущение, что меня любят, я не могу сказать точно.
Но его хватает, чтобы даже на стёртых ногах нестись домой после работы ураганом.
Это много. Куда больше, чем я когда-либо надеялась получить от Лорда Под Горой, немного рептилии, немного злого эльфа.
Чудеса случаются. Чудеса случаются ежедневно.
Чудо случилось со мной.

@темы: тепло

---

И долго же меня тут не было.
Уф.

Жизнь с Вик сравнима с непрерывным поеданием острой похлёбки.
Когда перца больше, чем хлебцев на закуску.
БОЛЬШЕ ПЕРЦА
ЕЩЁ БОЛЬШЕ ПЕРЦА
И сидишь потом, рыдаешь, жуёшь этот маленький хлебец, блаженно не-жгучий.
И готовишься к новому огненному залпу.

Стоять вместе в абсолютной темноте душа, скользить ртом по мокрой коже, когда все ощущения обострены до предела.
*мне столько раз советовали вымыть свой рот с мылом. исполнено!*
В пять утра гулять с псами. На голове воронье гнездо, из всей одежды- плащ на голое тело. И кеды.
В чёрной обиде очередной ссоры надеяться, что сейчас твою спину укроет вдруг приблизившееся тепло.
Надеяться.
И почувствовать.
Ладони на моих закаменевших от злости плечах.
Так просто эту злость могущие рассеять.
Целовать её. Уютно в волосы; жарким комом внутри- в губы.

Я снова вижу сны. Постоянно.
И там везде- Вик.
Мой забытый уже, возвратившийся теперь бег-полёт.
Носки кед с огромной скростью скользят над металлом ступенек. За спиной погоня, но это ничего. Страшный чужак в белой маске и с коленями-локтями навыворот- ничего.
Потому что моя правая рука согнута в локте. И я чувствую вес тела, на неё опирающегося.
Небольшой вес. Вес с серыми глазами и замашками подземного короля.
Впервые в моих снах я летаю не в одиночку.

6 крыс, 2 змеи и два пса обитают с недавних пор со мной вместе.
Я живу с Вик. Всё ещё не верится.
Я живу Вик.

И, Небо, дай мне сил раз за разом преодолевать те каньоны, которые мы сами между нами взрываем.
Много сил. Много-много.

Я всегда рисую на пюре бороздки вилкой, прежде чем начать есть.
Через пару дней мне стукнет 21 год. Это ощущается какой-то нелепой шуткой.
У меня нет ни планов, ни целей.
Есть сегодня. Если сильно повезёт.
И знайте-ка что?
Мне, кажется, совершенно на это наплевать.

---

- Ооо, горяченное! Лада запихивает в рот луковое кольцо и тут же приоткрывает губы, обжегшись - Да?.. Я слопала уже два, ничего не почувствовав. Звоночек. Сижу с закрытыми глазами в маршрутке и отчаянно силюсь понять, есть на мне перчатки или нет. Никак. Кажется, нет. Открываю глаза. Коричневая кожа обтягивает ладони, шрамы правой белеют в прорезях. Звоночек. - Нат? Нат, ты со мной? Нат! Из тёмного колодца смотрю на её изумительно красивое лицо. Смуглая кожа, ярчайшие серо-голубые глаза, потрясающий чувственный рот. Так близко. Моя Солнечная Жрица. На лбу тень от морщинки. Беспокойство? Что ты видишь, глядя на меня, а? Мне не вспомнить. Никак. Звоночек. Чуть не проезжаю свою остановку, тяжёлый полусон в маршрутке. Тонкая фигурка с ломким шагом. Вик? ВИК? Слетаю со ступенек, в кроссовках чавкает холод. Верчусь на месте, как псина, потеряв Вик из виду. Глюк? Запросто. Мне так хотелось увидеть её, в конце-концов. Чему удивляться. Оббегаю на всякий случай остановку. И вижу её, не-глюк, на другой стороне шоссе. Бросок через переход, с разбегу- в объятья. Сдираю к чертям перчатки, прижимаю руки к её тонким плечам под курткой, к шее, голове, проскальзываю по овалу лица. Обхватываю со спины, прижав к себе. Вик. Вик. Вик. Она пропускает три маршрутки. Перед дверями четвёртой оборачивается ко мне. - Хочешь, я останусь? Последний шанс. - Езжай. Змей нужно кормить. Я оборачиваюсь на середине перехода, малодушно понадеявшись увидеть-таки там её, не оставившую, оставшуюся, не поверившую в моё "всёвпорядке". Её там нет. Конечно нет. И хорошо, что нет. Тащусь на другую сторону улицы, обратно. И замираю, сгорбившись, обняв себя голыми всё ещё ладонями. Холод. Бугры лопаток. Ком в горле. Колодец. Три минуты на слабость. Раз. Два. Три. Всё. Ванна. Работа. Собаки. Движение- жизнь, размазня ты побитая. Не забывай.