Человек влюблен и любит то, что исчезает.(с)
Вечер сумбурен и неясен. Меня лихорадит и невыносимо клонит в сон, как всегда при сильном нервном перегрузе. Уйти, спрятаться, убежать.
Я могла бы закрыть всё в себе, как тогда, с Шариком. Могла бы даже саму себя почти убедить, что всё в порядке, дабы не давить на партнёра своим состоянием.
Но я не стану. Потому что сейчас кажется, что это- тоже враньё. Забота, конечно. Но.
Ложь во спасение даётся мне всё труднее.
Вик отстранён, но как-то почти нежен. Говорит, что хотел бы остаться. Но не знает, хватит ли сил что-то менять дальше, нести ответственность за принятое решение. Я глажу его по лицу кончиками пальцев и совершаю подлость. Говорю, чтобы делал так, как будет лучше для него самого.
Кажется, еда, сериал.
Легли поспать на час, а в итоге я открыла глаза уже в три ночи.
Прогулка с псами.
Потом я лежу в постели, лицом к стене, мне жутко жарко.
Со мной что-то сильно не так в последнее время. На голове- тяжёлый металлический колпак, иногда он сжимается, и тогда всё тело сотрясает-скручивает толчок. Сильный или не очень. И острая боль по обоим вискам.
Я лежу, прислушиваюсь к собственным ощущениям, стараюсь унять эти мерзкие конвульсии. Получается так себе.
Вик.
- Давай попробуем ещё раз.
Сначала даже не понимаю. Переспрашиваю, кажется, дважды.
И бросаюсь обниматься, а потом что-то рвётся, и из моих глаз пытается вытечь, судя по состоянию подушки, целая Балтика.
Спустя чуть времени мы лежим, я перебираю пряди его волос и рассказываю сказку о Подземном Лорде. Только его сказку, которую больше никому рассказывать не стану.
О Чертогах-Под-Горой, о короне в патине и о том, почему люди думают, что змеи любят молоко.
Молчит и слушает. Внимательно.
Шесть утра, и мы засыпаем.
Затем я безобразно просыпаю, и, спешно впрыгивая в джинсы, замечаю, что контакт исчез.
В сразу делается голове тихо и пусто.
Я спрашиваю, в чём дело, хотя ответ уже знаю.
Конечно, он не говорит прямо, и тогда я делаю это сама.
- Ты жалеешь, да?
Тишина.
Не хочет касаний.
Закрывается с головой одеялом.
Я говорю так мягко, как вообще способна.
- Я хотела бы ошибиться. До вечера.
Жду ещё пару секунд. Обои у стыка с дверью лохматые и грязные от собачьих лап. Я крепко сжимаю бумажный лоскут, сминая его.
Тишина.
Корю себя за то, что выглядела слабой и раненой. Жалкой. Что решила не искать сил, что казалась нуждающейся в поддержке и защите.
Что надавила этим в итоге.
Ухожу в пустой день.
До. До чего-то.
Я могла бы закрыть всё в себе, как тогда, с Шариком. Могла бы даже саму себя почти убедить, что всё в порядке, дабы не давить на партнёра своим состоянием.
Но я не стану. Потому что сейчас кажется, что это- тоже враньё. Забота, конечно. Но.
Ложь во спасение даётся мне всё труднее.
Вик отстранён, но как-то почти нежен. Говорит, что хотел бы остаться. Но не знает, хватит ли сил что-то менять дальше, нести ответственность за принятое решение. Я глажу его по лицу кончиками пальцев и совершаю подлость. Говорю, чтобы делал так, как будет лучше для него самого.
Кажется, еда, сериал.
Легли поспать на час, а в итоге я открыла глаза уже в три ночи.
Прогулка с псами.
Потом я лежу в постели, лицом к стене, мне жутко жарко.
Со мной что-то сильно не так в последнее время. На голове- тяжёлый металлический колпак, иногда он сжимается, и тогда всё тело сотрясает-скручивает толчок. Сильный или не очень. И острая боль по обоим вискам.
Я лежу, прислушиваюсь к собственным ощущениям, стараюсь унять эти мерзкие конвульсии. Получается так себе.
Вик.
- Давай попробуем ещё раз.
Сначала даже не понимаю. Переспрашиваю, кажется, дважды.
И бросаюсь обниматься, а потом что-то рвётся, и из моих глаз пытается вытечь, судя по состоянию подушки, целая Балтика.
Спустя чуть времени мы лежим, я перебираю пряди его волос и рассказываю сказку о Подземном Лорде. Только его сказку, которую больше никому рассказывать не стану.
О Чертогах-Под-Горой, о короне в патине и о том, почему люди думают, что змеи любят молоко.
Молчит и слушает. Внимательно.
Шесть утра, и мы засыпаем.
Затем я безобразно просыпаю, и, спешно впрыгивая в джинсы, замечаю, что контакт исчез.
В сразу делается голове тихо и пусто.
Я спрашиваю, в чём дело, хотя ответ уже знаю.
Конечно, он не говорит прямо, и тогда я делаю это сама.
- Ты жалеешь, да?
Тишина.
Не хочет касаний.
Закрывается с головой одеялом.
Я говорю так мягко, как вообще способна.
- Я хотела бы ошибиться. До вечера.
Жду ещё пару секунд. Обои у стыка с дверью лохматые и грязные от собачьих лап. Я крепко сжимаю бумажный лоскут, сминая его.
Тишина.
Корю себя за то, что выглядела слабой и раненой. Жалкой. Что решила не искать сил, что казалась нуждающейся в поддержке и защите.
Что надавила этим в итоге.
Ухожу в пустой день.
До. До чего-то.